За, что их репрессировали? А могли бы стать учителями…

30-е гг. Это время первого десятилетия и жизни нашего института. Все было впервые: обустраивалась материальная база, поступали в вуз первые студенты, создавался преподавательский коллектив.

Значительный вклад в становление молодого педвуза внес его директор В.Е. Семенов (1933-1935 гг.).

Он был выдвинут на эту должность в 1933 г. – молодой, энергичный, эрудированный коммунист (член ВКП (б) с 1927 г.) первым возглавил УрИПИ  (первое название нашего вуза: Уральский индустриально-педагогический).

Ветераны СГПИ вспоминают, что при В.Е. Семенове институт получил наконец-то в собственное владение здание бывшей городской думы и капиталиста-заводчика Поклевского-Козелл – это здание по ул. Малышева, 46. Аренда чужих помещений закончилась. При нем же институт построил первое кирпичное 3-этажное общежитие по ул. Большакова, 85.

Большую заботу проявлял директор о комплектовании педагогического коллектива института, о росте его мастерства. При нем состоялась первая научно-методическая конференция преподавателей Свердловского и Пермского пединститутов. Сам он с интересом занимался вопросами истории философии, был в переписке с московскими философами Дебориным и Кнориным. Имел богатую личную библиотеку (4-тысячи книг, из них – 3 тысячи по философии).

Он работал над книгой «История русской философии». Владимир Евгеньевич пользовался большим авторитетом среди преподавателей и студентов института.

Летом 1935 г. он был освобожден от должности директора института и переведен работать в УрГУ, зав. кафедрой общественных наук и преподавателем диалектического и исторического материализма. Причина перевода? Его либеральное отношение к «делу» студента исторического факультета Х. Усамнова. В 1937 г. был арестован органами НКВД, якобы, за поддержку троцкистов и заключен в тюрьму, позднее умер в одном из лагерей на территории Магаданской области, в 1939 г.

После ХХ съезда В.Е. Семенов был реабилитирован посмертно в 1956 г., а в 1958 г. был восстановлен в членах КПСС (посмертно).

Его семья после его ареста перенесла много лишений и невзгод. Жену, как ЧСИР (член семьи изменника Родины), на работу никуда не принимали. А в семье было трое детей. Младший сынишка не выдержал, заболел и скоро умер. В настоящее время из семьи  Владимира Евгеньевича остался один сын Евгений Владимирович (средний).

При директоре В.Е. Семенове в институт был принят старшим военруком Г.А. Жебелев, только что демобилизованный из РККА по состоянию здоровья. В институте он проработал почти 4 года. Он избирался в члены партбюро, отвечал в нем за оборонно-массовую работу. Руководство института было довольно его работой. Жебелев трижды награждался.

Своим современникам – студентам 30-х гг. он запомнился деловитостью, энергией и одновременно доброжелательностью к людям, высокой ответственностью за порученное дело и требовательностью, прежде всего, к самому себе.

В марте 1938 г. Георгий Абрамович был арестован и заключен в тюрьму. За что? Тогда шли процессы по так называемому троцкистско-зиновьевскому блоку. Очевидно, и его обвинили в этом. К тому же он был в дружбе с В.Е. Семеновым, бывшим директором института, репрессированным в 1937 г. А во время Гражданской войны Г.А. Жебелев был некоторое время в плену у белых. Все это и являлось основанием для ареста. Впоследствии он был направлен на один из сталинских лагерей.

Переписка с семьей была запрещена. И все-таки он сумел переслать из тюрьмы или лагеря два письма своей жене Т.С, Жебелевой, бывшей учительнице русского языка и литературы одной из школ Свердловска. Одно письмо было на лоскуте материи (оно не сохранилось) и второе на бумаге. Последнее было обращением Георгия Абрамовича к своей маленькой дочери Ирине (в момент ареста отца ей не было еще и года). Читать его без волнения невозможно: пишет его человек, завещающий дочери свое честное имя, заявляющий о клевете на него, желающий, желающий чтобы она выросла честным, порядочным человеком, настоящим патриотом Родины.

Г.А, Жебелев погиб в лагерях в 1939 г. В 1956 г. был реабилитирован за отсутствием состава преступления.

Репрессии 1930-х гг. касались всех категорий нашего общества, не обошли они и советское студенчество. Документы архива института и воспоминания современников, бывших студентов и их родных, подтверждают это.

В 1935 г. в институте прозвучало «Дело» Усманова, студента 3 курса исторического факультета тюркско-татарской группы. В чем суть этого «дела»? Установить более чем через полвека это трудно. Известно только, что приказом по институту от 5 июня 1935 г. Усманов Х.З. был исключен из института за антисоветское выступление. Приказ подписан директором института т. Семеновым. В июле же 1935 г. В.Е. Семенов сам получил взыскание – выговор от Свердловского ОК ВКП (б)»За притупление классовой бдительности в деле Усманова».

Халил Усманов – по национальности татарин, в возрасте 4-х лет остался сиротой, воспитывался дедом. Дед был ремесленником, складывал печи односельчанам. В хозяйстве не было скота: ни лошади, ни коровы. Дом, в котором жили Усмановы, был по сути избушкой.

Мальчик Халил рано стал помощником деда, но очень хотел учиться. Так, он сумел закончить 5 групп (5 классов) татаро-башкирской семилетки. В школе вступил в комсомол. Затем поступил на окружные 4-месячные курсы, чтобы поступить в педтехникум.

Следующий этап – учеба в тюменском педтехникуме, потом – на подготовительных курсах Татаро-башкирского пединститута. Зиму 1931-32 г. Усманов проучился на этих курсах и по окончании их Уралобком комсомола направил его в счет партийно-комсомольской тысячи в тюрко-татарский индустриально-педагогический институт. Этот институт просуществовал в нашем городе около двух лет. В 1933 г. он был слит с УрИПИ и его студенты стали первым набором исторического факультета. Это был единственный курс в институте с четким выражением национальной принадлежности студентов. Представителей других национальностей  на нем не было. Очевидно, была большая потребность в грамотных учителях в деревнях и поселках с татаро-башкирским населением. Студенты этого отделения получали стипендию все без исключения, без учета их успеваемости.

Х. Усманов преодолевал трудности учебы более или менее успешно: каждый год он переходил с курса на курс, в 1935 г. он, возможно, уже думал: «Через год буду работать в школе».

Он уже имел за плечами жизненный опыт и возраст 26 лет, имел паспорт гражданина СССР. Получить этот документ в то время деревенскому жителю было трудно, крестьянам не выдавали паспортов. Он его получил лишь в 1933 г., будучи студентом пединститута.

События в политической жизни страны заставляли всех серьезных людей задуматься: что происходит? Почему так? Вероятно, не мог не заметить их и не тревожиться по-своему и студент Усманов – посланец комсомола в педвуз.

Весной 1935 г. на историческом факультете в институте поползли слухи о каких-то политических высказываниях Усманова. Прошло собрание их курса. Младшие курсы шепотом передавали друг другу обрывки этих тревожных слухов. Проявлять заинтересованность было опасно.

В июне же Х. Усманов был исключен из института. Как сложилась его дальнейшая жизнь – остается неизвестным. Несомненно одно: татарские и башкирские школьники лишились хорошего учителя-наставника.

В октябре 1935 г. приказом по институт впервые было объявлено о введении в жизнь персональных стипендий в размере 100 рублей. Они выплачивались дополнительно к основной стипендии. Персональными стипендиатами стали 10 человек с разных факультетов. В основном это были комсомольские активисты.  

На физмате таких было двое: Н.Ф. Руденко и М.А, Ураев. Их назначили на стипендию имени Первой Магнитогорской домны.

Коля Руденко был председателем студенческого профкома. У профкома тогда было много дел: в то время, в частности, строили первое кирпичное общежитие по ул. Большакова. Коля был в первой бригаде строителей-студентов и учился отлично.

В 1936 г. , на 4 году институтской учебы, его исключили из института: он оказался сыном спецпереселенца (так называли позднее раскулаченных крестьян).

Как жил дальше Коля? Мы не знаем.

1937-1938 гг – пик сталинских репрессий. Институт лишают имени старого большевика Ивана Дмитриевича Кабакова – секретаря Свердловского обкома ВКП (б), которое ему было присвоено в 1936 г. при праздновании пятилетия со дня создания вуза. Сам И.Д. Кабаков в это время был арестован органами НКВД. На студенческих билетах вычеркивается имя Кабакова.

В коллективе обостренная бдительность и подозрительность. Арестовываются некоторые преподаватели и студенты. Расправа со студентом исторического факультета (учительское отделение) И.Е. Вайнером подтверждает это.

Ниже мы помещаем воспоминания Ольги Евгеньевны Вайнер. Она учитель истории, ее стаж более сорока лет. Отличник народного просвещения. Участница Великой Отечественной войны.

«Мой брат Исаак родился в 1910 г. в Перми в семье оптика-кустаря. Отец наш был активным участником революционных событий в 1905-1907 гг. в Перми и Мотовилихе. Он был принят в РСДРП по рекомендации Я.М. Свердлова. Мать еще гимназисткой (в Екатеринбурге) бегала на маевки, где слушала на товарища «Андрея». Брат отца – Леонид Вайнер – активный участник революционного движения на Урале, был зверски убит белыми в Гражданскую войну. Брат матери был зарублен казаками в Февральскую революцию.

Революционная героика и рассказы о событиях тех лет воздействовали на всех детей семьи, особенного на старшего – Исаака Евгеньевича – Изю, как звали его в семье.

Закончив школу-десятилетку, брать счел нужным уйти и жить собственной работой, самостоятельно. В 1928-1929 гг. он ушел из дома и начал самостоятельную жизнь, что было тогда очень нелегко.

Работал на хлебозаготовках, потом рабочим в геологической партии, затем на строительстве УЗТМ. На стройке начал писать и рисовать для заводской газеты. Стал работать разъездным корреспондентом по заданиям «Уральского рабочего». Понимал, что для работы в газете кроме рисования (а рисовал он талантливо, особенно карикатуру) нужно учиться.

И в 1935 г. он стал студентом двухгодичного отделения, так называемого Учительского института, исторического факультета.

Учился он очень серьезно. У меня долго хранились сделанные им конспекты лекций, конспекты произведений Маркса, Энгельса, Ленина, которые были гораздо шире, чем это требовал курс Учительского института. Работал много. Именно в эти годы стал называть себя «Валерием» по партийной кличке в Перми убитого дяди – Леонида Вайнера. Был отличником учебы. Много читал и много думал над тем, что изучал, и именно это, наверно, и стало главной причиной беды, случившейся с ним.

Со слов нашего отца и бывших студентов пединститута – современников брата – виноват Изя был только в неосторожных (для того времени) высказываниях, а обвинили его по статье 58. Поводом к исключению был его ответ – записка кокетничавшей девушке на лекции по политической экономии лектора Парфенова, о содержании лекции которого брат высказывался не слишком почтительно. Сидя за первым столом, брат получил записку с вопросом от девушки: «Что говорил Маркс о поцелуях?» Последовал ответ: «К черту Маркса и Парфенова! Да здравствуют поцелуи!».

Подошел лектор и потребовал записку, получил ее. Последовало обсуждение брата на собрании студенческой группы и исключение его из института.

Был суд. Отец хлопотал, стараясь доказать, что брат находится в нервном состоянии, но ничего не помогло. Приговор гласил: «8 лет без права переписки и поражение в правах» (кажется на 5 лет). Где он был? Как он жил? Не знаю. Иногда отец добивался отправки посылок куда-то в район Караганды. Только в 1944 г. на вокзале в г. Перми друг нашей семьи Е.Т, Тарина в лежащем почти без сознания около вокзала оборванце узнала Изю.

Она доставила его к себе, вызвала врача и отца. Оказалось, он был выпущен из заключения, но жить ему разрешалось только в г. кизиле Пермской области и работать, несмотря на подорванное здоровье, только в шахтах. Прежней специальностью – учительской (даже после окончания срока поражения в правах) заниматься не разрешалось. В Свердловск мог приезжать только нелегально на день-два.

В Кизиле он женился. В семье родилось трое детей. Умер Исаак от болезни, заработанной, как он говорил, в «академии 37-го года», в 1952 г., в 42 года отроду.

На сколько он был способный человек, можно судить хотя бы по тому, что,  работая больным на шахте, сумел закончить горный техникум и получить специальность маркшейдера, что все же облегчало его труд. О годах в «академии» ничего не рассказывал до самой смерти. 58 статья оставалась записанной в его паспорте. И только в 1988 г. жена и сестры получили из Верховного суда РСФСР справку, что «приговор в отношении Вайнера И.Е. 28 декабря 1937 г. был отменен за отсутствием в его действиях состава преступления» и «по настоящему делу реабилитирован». Наш отец хлопотал о реабилитации сына еще в 1956-1957 гг., однако тогда ответ был таким: «осужден правильно» и «оснований для пересмотра его дела в порядка надзора не имеется». Так и умерли родители, не добившись правды.

Детей Изи воспитала его жена Нина Васильевна Беневоленская, горный инженер. Все они честные труженики: сын Леонид (названный в честь дяди) и дочь Евгения стали горными инженерами, а сын Анатолий – офицер. Он воевал в Афганистане, был там контужен… И вот теперь, через 37 лет после смерти И.Е. Вайнера, его дети и внуки узнали правду о нем. (Субботина М.А. За что их репрессировали? А могли бы стать учителями... // Народный учитель, 21 апреля 1989 г., №15 (1006).